Александр Майкапар

Александр Майкапар

Как "Лютнистка" Караваджо оказалась "Лютнистом"

​

  Имя Александра МАЙКАПАРА известно и меломанам, и читателям. Начать с того, что его дед - Самуил Майкапар являлся профессором Петербургской консерватории, известным в музыкальном мире и немало сделавшим на ниве детского музыкального образования (каждый ребенок, начинающий заниматься на фортепьяно, проходит через его пьесы). Яблочко недалеко укатилось от яблони: Александр Майкапар - известный концертирующий исполнитель. Для читателей "КО" он представляет интерес еще и тем, что имеет прямое отношение к изданию трех книг и является автором многочисленных публикаций в прессе. Поводом для нашей встречи послужил выход "Словаря сюжетов и символов в искусстве" Джеймса Холла, который А. Майкапар перевел и снабдил своей вступительной статьей.

​

  - "Словарь сюжетов и символов в искусстве" Джеймса Холла - это третья изданная книга из тех, что я перевел. Я испытываю большое удовлетворение от сознания того, что ввёл в отечественное музыковедение фундаментальный труд немецкого профессора Эрвина Бодки "Интерпретация клавирных произведений И.С. Баха", и вот теперь - столь же фундаментальный труд в области изобразительного искусства. В издательстве "Музыка" сейчас находятся еще две книги в моем переводе - "Орнаментика Баха" английского музыковеда Уолтера Эмери (она должна выйти до Нового года) и классическая монография американского клавесиниста и музыковеда Ральфа Керкпатрика "Доменико Скарлатти" (она была объявлена еще в плане на 1990 год). Вынашиваю идею собственной книги - сборника очерков (они уже опубликованы в различных периодических изданиях) о музыке, об изображении музыкальных сцен в картинах старых европейских мастеров, о музыке в литературе.

  - Вы - концертирующий музыкант. Играете на клавесине, органе, фортепьяно... Много гастролируете, записываетесь на радио, на CD. В Лондоне изданы три ваших сольных компакт-диска, а также два ансамблевых. Хотелось бы задать вам вопрос, который я задаю обычно писателям: может сейчас кормить музыканта концертная деятельность?

  - Когда она хорошо поставлена и когда концертов и записей достаточно много - да. Но ведь исполнительство - это не вопрос заработка. Это страсть. Я вспоминаю слова покойного Наума Латинского, замечательного скрипача (помните сцену в кабаке в фильме "Гранатовый браслет"? - это он там играет):   "Ты же понимаешь, - обращался он ко мне в очереди к окошечку кассы за гонораром, - мы будем играть даже если будут платить рубль". Получив ведомость, он, правда, добавлял: "Я испытываю творческое волнение, когда мне говорят: сумма прописью!"
  Этим летом я давал концерты в чудесных залах Останкинского и Кусковского дворцов, где стоят старинные инструменты начала прошлого века. Я играл разнообразные программы, в том числе произведения музыкантов-любителей княжеского рода, которые хоть и изданы, но в практику исполнения не вошли. Играть такую музыку и в такой обстановке - наслаждение.

  - Вы играли и в Оружейной палате Кремля во время визита в Россию королевы Елизаветы II. На каком инструменте?

  - О, эти концерты мне очень памятны. В Оружейной палате тогда не было ни рояля, ни клавесина. Я привез свой клавесин и играл музыку времен Елизаветы I, то есть эпохи Шекспира. Надо сказать, Елизавета I прислала со своим посольством в Москву верджинел - это одна из разновидностей клавесина, если сказать совсем кратко, поскольку подробности уведут нас в дебри клавиростроения. Кстати, в старые времена интеллигентные литераторы хорошо ориентировались в музыке и в тонкостях конструкции инструментов.

  - Кто, например?

  - Хотя бы Шекспир, в 128-м сонете он воспевает свою возлюбленную и описывает ее игру на верджинеле: "Когда ты, моя музыка, играя, / Приводишь эти клавиши в движенье..." (в переводе Модеста Чайковского точнее передана музыкальная суть этого сонета, чем у Маршака). Или - Франческо Страпарола, который в своих "Приятных ночах" загадывает массу двусмысленных загадок, основанных на знании особенностей музыкальных инструментов.

  - Переведенная вами книга Д. Холла - довольно уникальное явление в мировом искусствоведении. На русском еще не было книги, в которой был бы представлен традиционный репертуар европейского изобразительного искусства, то есть книги, из которой читатель мог бы узнать о традиционных сюжетах живописи и скульптуры старых европейских мастеров...

  - Этот "Словарь..." появился на Западе в 1974 году и с этого времени переиздавался почти каждый год. Классический искусствоведческий труд Холла, написанный в западной традиции, я имею в своей библиотеке с 1981 года, когда мне прислали его мои американские друзья. Много лет я ходил вокруг этой книги, облизывался, примеривался, использовал ее в своих иконографических штудиях, когда надо было получить какие-то справки. В издательстве "Изобразительное искусство", где я показывал это издание, его смотрели, изучали, согласились, что книга великолепная, очень нужная, но денег на ее выпуск, увы, тогда не нашлось.

  Когда в издательстве "Радуга" вышел мой перевод сборника музыковедческих статей Ванды Ландовской, изданного в Нью-Йорке еще в 1964 году, я и там показал труд Холла. И снова издатели хвалили книгу, но сокрушались, что на осуществление этого проекта нет денег.

  И вот времена изменились, появилось много новых издательств. Одно из них - "Крон-Пресс" - проявило интерес к труду Холла, и этот интерес был претворен в практическое дело - издание "Словаря..." на русском языке.

  Уникальность книги в том, что здесь собран весь сюжетный репертуар европейской живописи старых мастеров, начиная с раннего средневековья V вплоть до XVIII века. Сюжеты изложены, проанализированы с точки зрения различия их литературных программ (когда источником являются литературные произведения), раскрыта символика предметов, аллегорических фигур и так далее. К примеру, вы смотрите картину, читаете подпись к ней - "Суд Оттона". Не зная сюжета, вы не поймете главного, ради чего писал художник. Ведь чтобы оценить трактовку этого сюжета тем или иным художником, прежде всего надо знать, кто такой Оттон? В чем пружина интриги? Кого судят, за что?.. А если это диптих или триптих, на котором изображено несколько сцен?! Или такие сцены предстают наподобие кадров воображаемого фильма, что сплошь и рядом на картинах и фресках старых мастеров? Без знания сюжета вы не будете понимать даже, в какой последовательности эти "кадры" перед вами разворачиваются. Словарь Холла дает объяснения и ответы на все вопросы такого рода.

  Или вот: мы видим на картине монаха, рядом с которым свинья; у монаха или на шее у свиньи колокольчик. Сплошной ребус! Открываем словарь на слове "свинья", чтобы узнать, почему она изображена с монахом и кто этот монах. Оказывается, это Антоний Великий (здесь на него есть отсылка); далее, уже из статьи "Антоний Великий", узнаем, что монахи-антонианцы имели право пасти свиней на особо отведенных для них пастбищах. И, чтобы отличать своих животных от чужих, антонианцы вешали на них колокольчики. Так этот "Словарь..." ведет по лабиринтам сюжетов картин старых мастеров.

  Сотни художников, тысячи полотен; десятки жанров... Например, натюрморт. Мы можем любоваться им как произведением искусства: изящные вещи - бокалы, кувшины, разрезанный лимон, глобус, лютня, раскрытая нотная книга... Само по себе все это очень красиво. Голландцы XVII века любили изображать такие натюрморты. Но, оказывается, набор предметов далеко не случаен. Каждый предмет что-то символизирует: та же догорающая свеча или порванная струна у лютни - конец жизни, тщета земного существования... Словом, vanitas (vanitas vanitatum et omnia vanitas).

  - "Словарь..." Холла, таким образом, является своего рода путеводителем по живописи, самоучителем чтения картин?

  - Чтения и понимания! Во вступительной статье я привожу некоторые примеры того, как искусствоведы с пафосом рассуждают о какой-либо картине или за что-нибудь критикуют художника, а потом выясняется, что один сюжет принят за другой, что художник преднамеренно изобразил нечто особым образом, например, нарушил пропорции, чтобы проиллюстрировать идею "Что сверх меры - то плохо", - а критик порицает его за такую диспропорцию, обнаруживая тем самым непонимание преднамеренно вложенного в картину смысла. "Словарь..." Холла предохраняет от подобных ошибок. Сначала - уразумение смысла изображенного на картине, ее сюжета, а уже потом - рассуждения о композиции, рисунке, цвете, форме. Кстати, приведу пример с ошибкой о. Александра Меня: в своей книге "Сын Человеческий" он приводит фрагмент фрески Мазаччо "Чудо со статиром". Подпись под иллюстрацией: "Ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою" (Мф. 16:18). Но Христос здесь указывает правой рукой не на Петра, а вдаль и как бы говорит: "Пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми; и, открыв у ней рот, найдешь статир; возьми его и отдай им за меня и за себя" (Мф. 17:27). На фреске Мазаччо, если рассматривать ее целиком, мы видим также и другие эпизоды - добывание Петром монеты изо рта рыбы на берегу моря (слева от центральной группы) и передачу этой монеты сборщику подати (справа). О. А.Мень совершил типичную иконографическую ошибку - он неверно понял сюжет картины. Кстати, примечательно и то, что ошибку совершил и сам Мазаччо: один из собирателей дидрахм, то есть податей на храм, - человек, который должен быть иудеем, изображен в короткой римской одежде, что является нонсенсом. Причиной этой ошибки может быть только одно: художник не видел разницы между податью на храм и другой податью, с требованием которой приступали к Христу, - данью Риму ("динарий кесаря").

  - Нужно ли быть таким пристрастным педантом в тех вопросах, где правит бал Вдохновение?

  - Это проблема точности: нужна она в искусстве или нет? Конечно же, удовольствие от фрески Мазаччо у меня не уменьшается от того, что я знаю, что художник совершил ошибку в облачении своих персонажей. Скажу больше: оно даже увеличивается, потому что к зрительному впечатлению добавляется удовольствие от игры ума, осознающего некую несуразность.

  Что же касается проблемы точности, то я согласен с мыслью кого-то из великих: в искусстве точность даже важнее, чем в науке. И если глубоко продумать, то и великие импрессионисты - живописцы и композиторы - творили с величайшей точностью. С величайшей точностью они передавали нечто неуловимое. Не делай они этого так, они не были бы великими.

  - Давайте переведем этот разговор в русло музыкальной интерпретации.

  - Хорошая мысль! Возьмем произведение Баха - голые ноты. Жизнь (или смерть) творения зависит от подхода к нему исполнителя: либо он "подомнет" под себя "Хроматическую фантазию" и посредством этих звуков будет самовыражаться; либо он от себя - недостижимый идеал! - отречется и будет стремиться представить самого Баха. На ум приходит знаменитая нейгаузовская оппозиция: "Я играю Баха" или "Я играю Баха". Эти два принципиально разных подхода определяют всю историю исполнительского искусства. И поскольку история все-таки развивается по спирали, в разные периоды и при разных обстоятельствах прославлялся и культивировался то один подход, то другой. Лично мне концепция "Я играю Баха" чужда, этот путь - путь греха. Хоть на него и вставали большие музыканты. Да, и в том, и в другом направлении есть очень яркие представители. Можно привести примеры, когда берется произведение и на его основе создается новое. Скажем, сюита Щедрина по опере "Кармен", Бах-Бузони, Бах-Лист, Бах-Веберн, Бах-кто угодно! Тогда можно к гениальной "Прелюдии до мажор" - чистой и целомудренной, как Мария в момент Благовещения, - приращивать черенок - мелодию, напеваемую кающейся грешницей (Бах-Гуно "Аve Maria").

  Или следуйте аутентичному направлению, то есть пытайтесь полностью восстановить то, что было задумано автором. В музыке это побуждает к возрождению инструментов, на которых играли в минувшие века, к восстановлению традиции музицирования далекого прошлого.

  Кстати, к переводу "Словаря..." Холла я пришел в результате занятий музыкальной иконографией. Я анализировал картины с музыкальными сюжетами, они мне были интересны как свидетельства того, как играли, на чем играли, в какой обстановке музицировали, в какой манере и т.д. Вплоть до того, какие произведения играли.

  - Обращали ли вы когда-нибудь внимание на то, какие ноты изображены на картине Караваджо "Лютнист" в Эрмитаже (раньше эту картину упорно именовали "Лютнистка")?

  - У меня была опубликована специальная статья о музыке в этой картине. Имеющиеся на полотне инструменты - лютня и скрипка (оба во времена Караваджо считались мужскими), ноты (басовая партия мадригалов Аркадельта, по которой поет лютнист) - все это, а также другие символы, например плоды, говорит о том, что на картине изображен именно юноша.

  - Как вы относитесь к литературным произведениям, посвященным музыке?

  - Писатели порой любят использовать музыкальные термины: это так пленяет и очаровывает. "Крещендо их чувств достигло захватывающего фортиссимо..." или "страстное сфорцандо поцелуя...". Прелестно звучит. Но какая чушь!

  Есть, однако, примеры необычайно глубокого проникновения писателя в музыкальную материю. Один из них - роман Томаса Манна "Доктор Фаустус". К сожалению, большинство читателей, не ориентирующихся должным образом в музыке, пропускают те страницы романа, где идут рассуждения на "музыкальную" тему или описываются вымышленные произведения героя книги Адриана Леверкюна. А страницы эти совершенно потрясающие! Я писал о них в опубликованной статье о музыке в романе - "Doctor Faustus cum Figuris". Взять хотя бы лекции Кречмара - музыкального наставника героя. Без знания того, что он говорит о 32-й сонате Бетховена, нельзя сегодня играть это гениальное произведение. Такое глубокое понимание! У Томаса Манна нет ни малейшего проявления дилетантизма, который мог бы покоробить музыканта, как это часто бывает у других писателей. Правда, начеку здесь был музыкальный консультант Манна - Теодор Адорно. Конечно, если кто-то из читателей не испытывает интереса к музыкальной подоплеке романа, он может пропустить несколько страниц и идти дальше. Быть может, я изреку крамолу, но сила Манна не только и не столько в интриге и художественности литературного письма, сколько именно в идеях, рупором которых являются его герои. Потому пропускать эти страницы - значит пропускать что-то очень существенное. Есть умы литературные или философские, которые в музыку проникли очень глубоко. Необычайно интересны "музыкальные" страницы в "Закате Европы" Освальда Шпенглера...

  - Не приходило ли вам в голову написать книгу эссе о расшифровке "музыкальных" картин? Паче чаяния, многие из ваших работ уже были опубликованы на страницах периодики и в научных сборниках.

  - Да, мне хотелось бы из дать под одной обложкой статьи и эссе о живописи и музыке - не только опубликованные. Многие из этих статей - почти детективные истории. Вот, скажем, картина Мастера женских полуфигур XVI века, на которой изображены три музицирующие девушки: оригинал - в собрании графини Харрах в Вене, копия - в Эрмитаже. Один и тот же сюжет, одна мастерская. Но начинаешь приглядываться " нотам, и оказывается... они на этих картинах разные. Долгое время считалось, что на "эрмитажной" картине нотные знаки не складываются во что-либо музыкально осмысленное. Я занялся этим вопросом специально, и выяснилось, что и на том, и на другом полотне изображены ноты одной и той же песни Клода Сермизи на стихи Клемана Маро. Только на "венской" картине - партия сопрано, а на "эрмитажной" - тенора. Звуки разные, а песня одна. Знакомство с ходом решения загадки и возможность услышать эту песню в живом звучании - все это доставляет особое удовольствие зрителям: картина оживает перед ними. У меня были концертные программы, в которых я демонстрировал такие картины (в слайдах) и после рассказа о них исполнял запечатленные на них музыкальные произведения. Некоторое время назад мне довелось прочитать спецкурс по музыкальной иконографии в Московском университете. Так что об интересе к этой теме я могу судить со знанием дела.

  - Были ли у вас предложения издателей опубликовать такую книгу?

  - Предложения были, но при конкретном обсуждении оказывалось, что, если профиль издательства изобразительный, ему трудно осилить музыкальную сторону проекта - и наоборот. Но это было уже какое-то время назад. Надеюсь, что сейчас - с прогрессом издательской техники - задуманное проще осуществить. Но в эту книгу я хотел бы включить и некоторые из моих переводов, в частности музыкальные статьи Бернарда Шоу, ведь он был, кроме всего прочего, блестящим музыкальным критиком, и в Англии у него опубликовано три тома статей о музыке. В свое время я напечатал в "Музыкальной жизни" подборку ранее не переводившихся музыкальных эссе Шоу. Это просто поразительно, как немузыкант по профессии мог так хорошо чувствовать и знать музыку. Еще я переводил интересные литературные опусы композитора и дирижера Леонарда Бернстайна, в числе которых есть драматическая сцена "Откровенный разговор в Скалистых горах" - своеобразный диалог поэта и музыканта о природе гениальности Бетховена...

  - Интересно, много ли найдется читателей, которым будет доступен такой огромный материал в столь разных сферах культуры?

  - Думаю, много! Так что будем ждать предложений от издателей.

​

Беседовал Алек КИВИ

Опубликовано в газете "Книжное обозрение" №49 10.12.1996